Селитренное городище

ОТ СТАЛИНА ДО ГОРБАЧЕВА: ОБЩИЕ ПРИЧИНЫ НЕУДАЧНЫХ РЕФОРМ

Помните попугая из "Острова сокровищ", кричавшего по каждому поводу и без повода: "Пиастры! Пиастры!"? Так уже почти полвека раздается над отеческими просторами: "Реформы! Реформы!" И все как-то по-разному понимали этот термин наши реформаторы. И трудно оценить результаты. С одной стороны, сломано столько экономических структур, политических институтов, людских судеб. С другой, воз, - нельзя сказать, чтобы остался на том же месте, где стоял вначале, - продвинулся вперед не очень-то далеко. Особенно если сравнивать с окружающим миром, например, Германией, Японией, Китаем, Южной Кореей, десятками других государств.

Общие причины понятны: десять веков феодального рабства и семьдесят лет диктатуры не могли не отразиться на духе народа и особенно его вождей. Тем интереснее проследить за попытками последних "разморозить" самих себя, вылезти из шагреневой кожи идеологических предрассудков, принюхаться к окружающему миру, который стремительно уходил вперед. Начнем, пожалуй, не с Хрущева, как бы вы подумали. А с самого тов. Сталина.

Сталин жестокомудрый

О преступлениях Сталина уже слишком многое известно. Напомню лишь один полузабытый факт: именно Сталин начал дискуссию об экономических проблемах социализма в СССР. Он созвал общесоюзное совещание ученых и практиков, и те дружно обсуждали, как приблизить коммунистические зори. Интересно, что большинство участников говорили о том, что при социализме не действуют буржуазные законы рынка. Но товарищ Сталин их поправил, как всегда, выдвинув четкую формулу: при социализме действует закон стоимости, но в преобразованном виде. Начались гадания, как же он все-таки действует, хотя по поводу того, кто выступает в роли преобразователя, вопросов не было: это государство во главе с самим товарищем Сталиным. Он же, широким мазком художника, начертал картину перехода к коммунизму - без рынка, пресловутого закона стоимости, на основе просто продуктообмена.

Хрущев бесшабашный

Главной реформой "дорогого Никиты Сергеевича" было, конечно, уничтожение культа личности, прекращение массовых репрессий. Автор этих строк, сопровождавший Хрущева во многих поездках за рубеж, "подсунул" ему идейку об отказе от ленинской формулы "диктатуры пролетариата", которая служила идеологическим обоснованием избиений партфункционеров и народа.

Сейчас же уже очевидно, что именно Хрущев внес главный вклад в ликвидацию старой системы - без массовых репрессий она стала нефункциональной. Из других реформ Н.С. назову ликвидацию чудовищных налогов на крестьян; создание совнархозов, чтобы приблизить управление к центрам промышленности; попытка внедрения сельхозкультур, дающих высокие результаты в США (за что он получил прозвище "кукурузник"). Самыми глупыми были две реформы: возвышение дремучего "ученого" Лысенко и повышение налогов с приусадебных участков, что почти разорило деревню. Самой загадочной была реформа партии: в разделении обкомов на промышленные и сельскохозяйственные некоторым виделся зародыш двухпартийной системы.

По поручению Хрущева мы с Г. Смирновым, вместе с группой ученых, подготовили записку о новой Конституции СССР. Предлагалось: учредить институт президента, сделать работу Верховного Совета постоянной, выдвигать на выборах его депутатов не менее двух человек и, пусть это не покажется странным, учредить суд "народных заседателей" по модели суда присяжных. Реакция Хрущева на нашу записку была забавной: "Здесь какие-то мальчики хотят снять меня с поста Предсовмина и перевести на должность Председателя ВС СССР". Так сказал он на заседании Президиума ЦК, а другие его члены дружно обхохотали предложение, "целиком позаимствованное у капиталистов".

Реформы Хрущева носили хаотичный характер. Практически ему никто из членов руководства не помогал. А когда помогали, то вот что выходило. В нашу группу, готовившую проект программы партии, приехал как-то председатель Госплана Засядько и привез книжечку с отпечатанным на машинке текстом, в голубой обложке. Там содержались выкладки о том, как мы перегоним Америку за двадцать лет, в том числе по уровню жизни. Мы дружно набросились с критикой. Тогда Засядько открыл первую страницу, где размашистой рукой было написано: "Включить в программу. Н. Хрущев". Включили.

Брежнев орденоносный

Перед самым уходом Хрущева был подготовлен специальный пленум ЦК по экономической реформе. Идея принадлежала Алексею Косыгину. Были подготовлены не радикальные, но довольно дельные предложения по развитию того, что называлось тогда "товарно-денежными отношениями" (как бы по закону стоимости, но в слабо преобразованном виде...). Собравшиеся горячо все обсудили, были приняты решения, но потом Леонид Ильич в свойственной ему медлительной манере сказал: "Что это он там придумал? Какие реформы? Просто надо ликвидировать совнархозы, восстановить министерства, как было при Сталине, и все пойдет хорошо".

Но реформы не остановились, а перекочевали вначале в Венгрию, затем в Польшу и, наконец, особенно шумно, в Чехословакию. Тут Леонид Ильич спохватился, испугавшись, что волна накроет и СССР. И тогда он, роняя слезу на переговорах с Дубчеком, решился ввести танки в Прагу, дабы показать превосходство плановой системы над рыночной.

Именно в позднюю брежневскую пору началось активное разложение аппарата - воровство, взятки. Орденоносец, как человек терпимый, говорил в тесном кругу: "Вы, ребята, жизни не знаете. Я помню, когда был студентом, бывало, разгружаем вагоны, ну, пару мешков в машину, а один себе, - так и жили". Его дочь Галина позаимствовала этот стиль и стала самой большой собирательницей бриллиантов в Москве... Первыми жертвами коррупции стали министр внутренних дел Щелоков, секретарь Краснодарского обкома КПСС Медунов, другие аппаратчики. Тогда еще не знали, что это были первые ласточки будущей эпохи великих реформ в 90-е годы...

Андропов хитроумный

История реформации в современной истории нашей страны знает два типа лидеров: "захватчики" и "проползатели". Вот Хрущев, Ельцин - это великие "захватчики". А Брежнев, Андропов - типичные "проползатели", которые шли к власти долгими запутанными тропами, покорно служа первым лицам и тая надежды на самостоятельность.

Я проработал с Андроповым в одном из отделов ЦК около пяти лет в хрущевскую эпоху, когда я был твердо уверен, что служу будущему великому реформатору России. Он выделялся среди всей когорты сермяжных руководителей из хрущевского окружения. Высокий интеллект, несмотря на очень скромное образование, живой ум, организаторская хватка, аппаратная хитрость и твердая воля, - это был самый интересный человек из всей плеяды послесталинских вождей.

Он склонялся к реформам, особенно в хрущевский период. Вот один малоизвестный эпизод. После заседания Президиума ЦК, когда Хрущеву предложили уйти, Андропов выступил с докладом в узком кругу работников международного отдела ЦК, где заявил: "Теперь мы пойдем более последовательно по пути XX съезда". После этого я подготовил для него записку о реформах в СССР из пяти пунктов: реформа экономики; внедрение достижений технологической революции; сосредоточение партии на идеологических вопросах передачи управления в руки правительства; развитие демократии и самоуправления; разрядка и сотрудничество со странами Запада.

Андропов доложил эту записку Брежневу и Косыгину в ходе совместной поездки поездом в Варшаву. И они полностью отвергли ее. Брежнев тут же изложил свой излюбленный план вернуться к сталинским министерствам, а Косыгин будто бы сказал: "Все это, может быть, и верно, но после нас".

Потом Андропова переместили, вопреки его желанию, в КГБ. Это была идея "серого кардинала" брежневской поры М. Суслова, который видел соперника в энергичном руководителе международного отдела - своей вотчины. На прощальном собрании отдела Андропов сказал, что уходит против воли и еще вернется в ЦК. Он вернулся 16 лет спустя. Каким вернулся? Я до сих пор почти уверен, что он постепенно мог эволюционировать, стать российским Дэн Сяопином. Первое, за что он ухватился, придя к руководству страной в ноябре 1982 года, - борьба с коррупцией и дисциплина труда. Дело Щелокова. Дело Цвигуна. Десятки дел в регионах. Сам Андропов жил как аскет. С 9 до 11-12 ночи каждый день "сгорал" на работе.

В программной статье для журнала "Коммунист" "Марксизм и современный мир" в робком виде была заявлена установка на реформы. Они напоминали нечто вроде "кооперативного социализма", там говорилось о развитии товарно-денежных отношений, но, конечно, не о рынке в нынешнем понимании. Но при всем уме этого деятеля ему действительно не хватало опыта, и не только в области нашей экономики, но и в отношении опыта развития передовых стран. Андропов вообще не был ни в одном западном государстве. Только в соцстранах, где он проявлял огромный интерес к экономическому опыту. Помню, как во время посещения Хрущевым и Андроповым одного предприятия в Югославии он тщательно записывал все, что было связано с характером экономических отношений между предприятиями в этой стране, с рабочими советами и другими "несоветскими" новшествами.

Жизнь не дала ему шанса, он скончался, не успев не только сделать, но и высказать что-либо существенное по поводу преобразований. Лишь то, что Андропов избрал преемником Михаила Горбачева, придав ему, правда, в качестве противовеса Егора Лигачева, говорит о том, что он делал ставку на какие-то важные изменения, хотя не отдавал себе четко отчета в их характере.

Горбачев блаженный

Молодой, энергичный, образованный, обаятельный, новый генсек вызвал волну симпатий и в стране, и за рубежом. Всем надоели старики, заставлявшие страну топтаться на месте. Но Горбачев пришел с большими интенциями, но без каких-то внятных планов. Я впервые услышал о Горбачеве от одного из аппаратчиков, сопровождавших его на похоронах Энрико Берлингуэра (глава компартии) в Италии. Горбачев сказал тогда в своей речи: "Энрико, мы не забудем твоих советов о развитии демократии в нашей стране". Эту фразу вычеркнули из текста, опубликованного в советской печати. Тем более она показалась мне многозначительной. Что касается экономики, то хотя Горбачев пришел в ЦК "на сельское хозяйство", он так и не обнаружил себя какими-то новыми идеями и предложениями.

Первые крупные планы Горбачева (пресловутая антиалкогольная кампания, установка на ускорение) вызывали попросту удивление. БА затем он сделал ставку прежде всего на развитие демократии, а не на экономические реформы, будучи уверенным (возможно, вслед за Берлингуэром), что сама демократия поднимет энтузиазм народа, высвободит его могучие потенциальные возможности и обеспечит быстрый подъем. Этим надеждам не удалось сбыться.

В конечном счете страна встала на новый путь развития во главе с новыми руководителями, правда, при сохранении почти нетронутого старого аппарата управления, да и всей номенклатуры, с ее десятилетиями формировавшимися взглядами и привычками?

Почему они проиграли

За вторую половину ХХ века в СССР не нашлось ни одного лидера, способного осуществить переход от коммунизма к современной цивилизации, от однопартийной системы к многопартийной, от диктатуры к демократии, от господства госсобственности к рынку. Ни одного деятеля, которого можно было даже сравнить с Людвигом Эрхардом в Германии или Дэн Сяопином в Китае. Видимо, оттого, что псевдокоммунистическая система существовала на российской почве слишком долго. 70 лет - это срок смены нескольких поколений. Эти руководители не имели никакого представления ни об одной из вышеперечисленных ценностей. И поскольку они не умели и не желали учиться у других, основывались на собственном опыте, на исключительной роли своей страны среди всего человечества, постольку они не смогли сколько-нибудь успешно опереться на опыт других стран, даже устроенных по тому же псевдокоммунистическому принципу. И они проиграли...