Селитренное городище

КАЛИТА РАССЧИТЫВАЛ ПОЛУЧИТЬ ВЛАСТЬ НАД РУССКОЙ ЦЕРКОВЬЮ

В течение XI-XIII вв. в древнерусских городах формируются структуры, параллельные привычной церковной вертикали. Это были так называемые клиросы (соборный клирос или просто собор) и архимандритии. Местом их рождения были крупные города, разумеется, являвшиеся важными политическими центрами. Хотя эти организации и находились в ведении местного иерарха в богослужебном отношении, но с точки зрения политической жизни подчас занимали позицию, не совпадавшую с позицией своего епископа. Всё дело в том, что с точки зрения своих интересов клирос и городское монашество оказывались ближе к княжескому двору, местному боярству, другим городским слоям, чем к кафедре частые упоминания в источниках в связи с самыми разнообразными событиями показывают значительность этих институтов.

Под клиросом следует понимать объединение городского белого духовенства во главе со священниками крупнейшего храма города. Состав и функции клироса уже давно вызывали споры. Е.Е.Голубинский в своё время попытался пойти по пути сравнения русского клироса с аналогичным институтом в Византии. Представленная картина эволюции организации белого духовенства на Руси выглядит следующим образом. Клирос с момента своего появления был собранием представителей городского священства, которые хотя и служат каждый в своём приходе, но состоят при епископе в качестве чиновников. Причём главная особенность заключалась в отсутствии какой-либо специализации, в отличие от Византии. Это были «безраздельные соборы пресвитеров, которые целыми своими корпорациями составляли постоянные советы епископов в деле управления и суда». Позднее, уже к XV в. клирос теряет свои полномочия в пользу светских архиерейских чиновников – архиерейских бояр.

Нельзя сказать, что материала в источниках для изучения данного вопроса достаточно для всестороннего анализа. Но всё-таки довольно много упоминаний о клирошанах при описании разного рода событий содержится в летописях. Есть также примеры употребления термина «клирошане» в юридических документах. Голубинский считал клирос «отдельной корпорацией», отличной от обычного священства. Ещё одно подтверждение тому – житие св.Аврамия Смоленского, в котором клирос имеет синоним «старейшие». Но летописные фрагменты, на которые ссылается маститый историк Церкви, опровергают его же выводы.

Рассмотрим данные свидетельства ещё раз. Например, в Лаврентьевской летописи читаем о событиях после смерти Андрея Боголюбского: « …вземше и на коврЂ клирошане Б(ог)олюбьскыи, внесоша и в божницю, пЂвше надъ нимъ вложиша и в гробъ каменъ», а также: «Феодул же игуменъ с(вя)тое Б(огороди)ци Володимерьское с клирошаны, с Луциною чадью, и с Володимерци, Ђхаша по князя в Б(ог)олюбое,…». Интересно и описание похорон ростовского епископа Луки: «…. спрятавше тЂло его князь ве[ли]кии Всеволод Гюргевич съ игумены и с черньци, с клирошаны, с попы, положиша и оу с(вя)тое Б(огороди)ци, в градЂ Володимери…».

В обоих случаях речь идёт о времени, когда во Владимире не существовало отдельной епископской кафедры. Можно допустить, что такая организация как клирос там была создана светскими властями с расчётом на учреждение архиерейской кафедры в недалёком будущем. Однако из первого отрывка становится ясно, что свои клирошане были и в Боголюбове. Следовательно, в Северо-Восточной Руси соборный клирос вовсе необязательно должен был «состоять при епископе». Голубинский утверждал, что здесь речь шла о неких «монастырских клирошанах». Я.Н. Щапов в свою очередь справедливо указал «…судя по тому, что князя отпевали и похоронили в этой городской «Богородице Златоверхей» в перевозке тела приняли участие клирошане именно этой церкви», т.е. речь шла о белом духовенстве. В результате исследователь делает вывод: учреждение соборного статуса и организация клироса – прерогатива местного князя. В качестве дополнительного аргумента приводится цитата из «Послания владимирского епископа к местному князю» конца XIII в., прямо говорящая об инициативе первых владимирских князей при учреждении клироса. Однако мы склонны считать, что на фоне церковно-политических событий второй половине XII в. невозможно делать некие обобщения относительно каких-либо русских традиций. Скорее всего, инициатива Андрея Юрьевича была исключительным случаем, равно как и другие начинания этого деятеля в идеологической, политической сферах. Все прочие летописные упоминания о клирошанах касаются городов с собственными епископскими кафедрами (Новгород, Ростов). Более того, эти упоминания о событиях, связанных с самими архиереями (встреча нового епископа, участие в межкняжеских переговорах, архиерейские похороны).

Смоленский пример, на который также ссылается Щапов, не совсем убедителен. Уставная грамота 1136 г. гласит: «… о немь ж(е) еп(и)ск(о)пу быти живу и с к л и р о с о м своим…». Но заметим, соборный клирос в Смоленске учреждался одновременно с епископской кафедрой, т.е. по обоюдному согласию местного князя с киевским митрополитом. Можно сказать, что основание епархии подразумевало и появление органа при новом архиерее. А источники материального содержания и кафедры, и клироса в начале их существования определял местный светский правитель.

В нашем распоряжении имеется пример, характеризующий клирос на Руси после монголо-татарского нашествия (1299 г.). «…А митрополитъ [Максим – М.Б.] иде изъ Кiева къ Брянску, а отъ Брянска иде въ Суздальскую землю, и тако пришедъ съ крылосомъ и со всЂмъ житiемъ своимъ и сяде въ
Володимери, …». Очевидно, что клирос переезжает вместе с архиереем.

Ещё один достаточно интересный момент – послание новгородского владыки Василия тверскому епископу Феодору, которое содержится в Софийской I и Воскресенской летописях под 1347 г. В адресе документа содержатся следующие слова: «…твоему с(вя)щ(е)ньству и всему с(вя)щ(е)нному събору, игуменомъ и ереемъ, и дЂтемъ твоимъ…». Затруднительно сделать окончательный вывод о наличии в Твери в то время соборного клироса как организации местного белого духовенства.

Однако обратим внимание на важную деталь. Упоминания о первом тверском епископе Симеоне Полоцком очень скупы, даже в Рогожской летописи и Тверском сборнике. Немного больше информации содержится в Никоновской летописи, вобравшей фрагменты тверского летописания, по-видимому, великокняжеских сводов первой половины XIV в.. Так, статьи 6794, 6795 и 6796 гг. содержат подробные, отчасти уникальные тверские сведения. Но о существовании клироса при Симеоне нет ни слова. Учитывая общерусскую значимость тверской кафедры, необычные условия её появления, мы вправе предположить: либо клирос был переведён Симеоном из Полоцка, либо позднее данный орган был создан каким-либо местным князем. О соборе при следующем тверском владыке также не находим свидетельств.

Добавим, что нет ни единого примера учреждения соборных клиросов князьями в Северо-Восточной Руси, который относился бы ко второй половине XIII- первой половине XIV в.. Дело здесь не в княжеской бедности или ограниченности политического кругозора. В домонгольскую эпоху соборный клирос был составной частью структуры городского самоуправления. «…Собрание священников городских церквей в качестве экстраординарного демократического органа при епископе и без него», – здесь Щапов абсолютно прав. Просто одновременно с этим такое собрание было необходимым и с точки зрения собственно церковного управления.

Учреждая клиросы во Владимире, Боголюбове, возможно, в других центрах, князь Андрей надеялся, что в перспективе вся церковная система во главе с автокефальным митрополитом будет целиком в его власти. По-видимому, предполагалось создать некую систему противовесов. Клирос, как организация именно белого духовенства, должен был уравновешивать авторитет и полномочия архиерея (естественно, выходца из монашеской среды). Этот замысел был отчасти реализован при ближайших преемниках Андрея Юрьевича, во всяком случае, владимирские и ростовские епископы самостоятельных, в политическом смысле, деятелей из себя не представляли (как мы могли видеть во II главе).

После установления ига Золотой Орды ситуация коренным образом изменилась. С одной стороны, начиная с 60-х гг. XIII в. теряет своё значение городское самоуправление, почти полностью уходят в прошлое вечевые традиции, резко сокращается политический вес боярства. Вследствие этого клирос лишается своей мощной опоры в городской структуре. С другой стороны, определённую свободу действий (пусть на время, до середины XIV в.) обретают архиереи и в первую очередь сам митрополит. К сожалению, у нас нет данных о составе городских клиросов, но будет логичным предположить, что и он меняется, среди клирошан могли появиться представители чёрного духовенства.

Спорно ещё одно заключение Я.Н. Щапова по поводу устава Владимира. При перечислении категорий населения, подлежащих суду епископа упоминание о клиросе есть лишь в редакциях Синодально-Волынской группы. Исходя из этого, учёный справедливо полагает, что интересующая нас фраза была включена в текст на рубеже XII-XIII вв. в Южной Руси. «Указанная обработка устава явилась результатом эволюции права и усиления церковной организации…». Если считать, что клирос состоял из городских священников, то невозможно допустить, что клирошане как часть духовенства находились вне юрисдикции своего епископа. Слов « и кто в клиросе» изначально в тексте УКВ могло не быть по двум причинам: а) подобная структура к моменту составления архетипа памятника ещё не сформировалась; б) включение клирошан в список «церковных людей» было излишним, поскольку все они были священниками, «попы» и «дьяконы» присутствуют во всех вариантах текста УКВ.

Отдельного рассмотрения требуют функции клироса в разные периоды. Сфера деятельности клироса распространялась не только на организацию поставления священников, но подразумевала и контроль над значительной частью доходов епископства. Сведений о распространении симонии в домонгольской Руси нет, поэтому смело можно предположить, что подобный вопрос в ведении клирошан появился не ранее середины XIII в.. Поскольку такое решение в пользу клироса на вышеупомянутом соборе принимали именно епископы, становится очевидным – городские организации белого духовенства в тот период были в полном подчинении архиереев, иначе последние не пошли бы на передачу такой важной статьи епархиальных доходов в руки клирошан.

Разногласия среди историков вызвало участие клироса в церковном суде. Практически единственным доказательством юридической деятельности клирошан является следующее за «Посланием владимирского епископа» «Другое слово» (в составе Варсонофьевской кормчей), где говорится: «То все суды
церковныя, даны закономь Божиимь и прежними цари и великими наши князи: князю и боляромъ и судиямъ въ тЂ суды не лзЂ въступатися,… но то дано клирошаномъ на потребу…».

Е.Е. Голубинский считал, что уже с первой половины XIII в. клирошане могли коллегиально принимать участие в суде. Основанием для такого предположения послужило Житие св. Алексея Московского. Святитель, будучи митрополичьим наместником при митр. Феогносте, осуществлял судебную деятельность. Ошибка заключается в том, что исследователь причисляет владычных наместников к клирошанам. Из послания «Симеона Поликарпу», на которое тоже ссылается Голубинский, следует, что обычно епископы в домонгольскую эпоху ставили в наместники чернецов (Поликарп был иноком Киево-Печерского монастыря). О том же свидетельствует и Житие св. Алексея – сам святой получил должность наместника, уже приняв постриг, т.е. ситуация ко второй четверти XIV в. не изменилась коренным образом. Следовательно, маловероятно, что наместничество могло иметь отношение к клиросу.

Я.Н. Щапов в свою очередь подчёркивает полемический характер «Другого слова» и, прослеживая развитие церковной судебной системы, утверждает, что у клирошан в Северо-Восточной Руси никогда не было права суда. Расширение их юридических полномочий происходит в Юго-Западной Руси, в Новгороде и Пскове, да и то лишь к XV в. Однако сам факт существования документа подобного рода говорит о многом. Очевидно, в конце XIII в. в изучаемом регионе нашлись церковные силы, пытавшиеся защитить свои судебные полномочия от претензий светской власти. Слова «на потребу клирошанам» показывают, что эти силы были именно среди городского белого духовенства.

Не меньший вес в древнерусской церковной жизни имела и архимандрития. Архимандрит – сан настоятеля наиболее уважаемого и крупного монастыря города. В важнейших древнерусских городах в XII-XIII вв. формируется институт так называемой архимандритии, т.е. более или менее централизованная организация городского монашества. Судя по летописным рассказам архимандрития на северо-востоке Руси появляется раньше, чем во многих других русских землях. Но вопрос: имел ли этот факт ощутимое политическое значение, остаётся в науке открытым. После киево-печерского настоятеля (с70-х гг. XII в.) архимандритом становится глава Рождественского Богородицкого монастыря во Владимире. В 1230 г. тамошний архимандрит Кирилл стал ростовским епископом. Во время разгрома Владимира монголо-татарами в 1238 г. погиб архимандрит Пахомий. В 1261 г. архимандрития была учреждена и в ростовском Богоявленском монастыре. В Краткой редакции Жития св. Петра повествуется о завещании митрополита некоему архимандриту Феодору занять кафедру. Наконец, в 1330 г. в Москве Иван Калита основал Спасский монастырь (придворный), возглавил который архимандрит Иоанн. Последний, судя по летописи, был переведён из Данилова монастыря.

В.Л. Янин, специально занимавшийся историей новгородской архимандритии, обратил внимание на ряд интересных черт: выборность архимандрита Юрьева монастыря на общегородском вече из настоятелей новгородских обителей, ограниченность срока его полномочий, совмещение этой должности с игуменством в своём «родном» монастыре. «…Новгородскую архимандритию следует представлять себе в виде особого государственного института, зависимого от архиепископа только в области церковно-канонического права, подчиняющегося боярскому вечу…». Делается вывод, что архимандрития была важным инструментом новгородского боярства в политической борьбе с архиепископами.

Позволим привести здесь и собственное наблюдение. По-видимому, первостепенную роль организация чёрного духовенства
играла и во Пскове. «Взем же игуменъ Сидоръ его [князя Довмонта – М.Б.] мечь и весь ереискы чинъ и препоясавше кн(я)зя менчемъ, и бл(а)гословиши я, и отпустиша». При отсутствии собственной кафедры часть её функций брал на себя игумен главного монастыря.

Рождественский монастырь во Владимире был основан князем Всеволодом Большое Гнездо. С самого начала своего существования обитель имела княжеский, придворный статус. Там постригались члены великокняжеского дома, ими же делались обширные земельные пожалования. Поэтому нет никакого противоречия в предположении о том, что сан архимандрита по воле одного из владимирских князей (вероятнее всего, Юрия Всеволодовича).

Уже с последней четверти XII в. потомки Юрия Долгорукого взяли под свой жёсткий контроль назначения на епископские должности (не только местные). Как следствие возникла необходимость в системе подбора кандидатов. Должность главы чёрного духовенства великокняжеской столицы была подходящим вариантом для подобных целей. Владимирские иерархи Симеон и Митрофан, ростовский Кирилл II были именно оттуда. Здесь нет оснований подозревать попытку противопоставить архимандритию архиерейской кафедре, как это было в Новгороде. Разумеется, новгородские республиканские традиции не были присущи Владимиро-Суздальскому княжеству. По всей видимости, в этом ключе следует рассматривать учреждение архимандритии и в Ростове в 1261 гг. – свидетельство стремления местных князей утвердить свою власть над ростовской церковной организацией, контролировать назначение иерархов.

Несколько иными мотивами руководствовался Иван Данилович, который «…заложи церковь камену на МосквЂ близ своего двора … и сътвори ту манастырь и собра в онь черноризци. … И приведе ту перваго архмандрита Иоана именемъ, мужа честна…». Москва к началу XIV в. не имела таких глубоких монашеских традиций, как более старые Ростов, Суздаль, Владимир. Поскольку город претендовал на роль постоянной резиденции русских митрополитов, эти традиции должны были возникнуть. В этом смысле Калита подражал первым могущественным владимирским князьям, основывая ктиторский монастырь. Однако нельзя сказать, что князь Иван и его преемники рассматривали спасских настоятелей в качестве потенциальных претендентов на митрополичью кафедру. Неудачная попытка добиться поставления архимандрита Феодора (в 1326-1327 гг.), очевидно, приблизила амбиции московской династии к действительности. Митрополит присылался из Византии.
Клирос, как мы уже видели, меняет свой характер к концу XIII- началу XIV в. В силу этих обстоятельств учреждение архимандритии рядом с княжеским дворцом становится вполне объяснимым. «Калита предпринял своего рода церковно-административную реформу, цель которой состояла в усилении власти князя над московским монашеством». Но из-за своей малочисленности и не очень солидного возраста чёрное духовенство в Москве само по себе не могло создать серьёзной в политическом смысле структуры. Скорее, речь шла о создании организации, параллельной митрополичьей администрации, посредством которой московский князь рассчитывал получить власть над Русской Церковью. Это могло быть особенно актуально, если прибывший из Константинополя митрополит попытался бы проводить несовпадающую с великокняжескими чаяниями политику. Значительное материальное обеспечение делало московскую архимандритию ещё устойчивее и авторитетнее во внутрицерковной жизни.